Таково было учение, которое было преподано и имело целью не только наставить, но и испытать, не только научить, но засвидетельствовать. Уяснение его для себя настоящим образом требовало не только участия разума, но и воли. Таким образом предполагалось положить конец всем себялюбивым надеждам этого сброда беспокойных хилиастов, ханжество которых было отвратительно; следовательно, предполагалось высказать перед иудейскими властями, что непонятливость их происходит от ненависти и материализма. Но сила этого слова проникла далее. Некоторые даже из учеников находили слова Иисуса жестокими и способным оттолкнуть верующего. Они не высказали этого открыто, но Иисус заметил их недовольство и, когда вышел из синагоги, дал им разъяснение в своей третьей и заключительной части проповеди, кротко и менее, чем говорил с другими.
Дух животворит, прибавил Он, — плоть не пользует ни мало. Слова, которые Я говорю вам, суть дух и жизнь. Почему же они признавали Слова Его слишком суровыми? Он сказал им: потому что между ними есть неверующие, потому что, — как Он высказал прежде иудеям, — дух веры есть дар и благодать Божия, а эти недовольные Им отвергли этот дар и даже начали борьбу против благодати.
С этого времени ушли от Него многие из тех, которые до сего времени искали Его, которые были недалеки от царства небесного. Даже среди народа жизнь Его стала с этих пор уединеннее, потому что остались немногие знавшие и любившие Его. В глубокой печали Он обратился к двенадцати своим апостолам с трогательным вопросом: Не хотите ли и вы отойти? Но Симон Петр, горячее сердце которого не выдержало, высказался за всех остальных. Он настоящим образом понял слово, которое поражало других. Господи! воскликнул он, — к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни. И мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живого.
Благородно и возвышенно было признание, но в эту горькую минуту сердце Иисусово было так отягощено, что Он только ответил: «Не двенадцать ли вас избрал Я? Но один из вас дьявол».
Выражение сильное, и отсутствие всяких прямых указаний представляет нам затруднение в понимании точного его значения. Хотя же впоследствии стало известно, что упрек относился к Иуде, однако очень сомнительно, чтобы в данное время кто-нибудь знал об этом, кроме разве самого предателя. Жестко выражение «один из вас дьявол»; но если принять в соображение, что название «сагана» дано сыновьям Сару иным в отношении Давида [340] , сыновьям Елиадаевым в отношении Соломона [341] и к этому прибавить, что Иисус назвал этим именем Петра [342] , — то слово «сатана» скорее будет выражать понятие о враге или противнике, а никак не о злом духе.
Много ложных и неискренних учеников оставило Иисуса. Отчего же эти слова не предоставили удобного случая грубой и нечистой души Искариота оставить Его, прежде чем совершил более ужасное и неисправимое преступление? Стало быть, и предостережение было отвергнуто. В смертном грехе против своей совести Иуда упорствовал собирать на себя гнев на день гнева и откровения праведного суда Божия.
ГЛАВА XXXI
Начало враждебных отношений народных вождей
Хотя слово, которое Иисус только что произнес было началом нового периода Его учения; хотя с этого времени черные тучи начали собираться гуще и гуще: однако же не надо предполагать, что это был первый случай, даже в самой Галилее, при котором враждебные отношения к Его личности и учению выразились открытым образом. Как небольшое волнение и тихий шум воды служит иногда предвестниками бури и пугает больше своим предсказанием, нежели силою, так появлялись признаки тайного неудовольствия и последующей вражды фарисеев. Сначала они выражались только в вежливых вопросах и схоластических спорах, но вскоре сделались предтечами озлобленного порицания и дерзкой клеветы, бывших плодами прошедшего лета [343] .
1) Ранние следы сомнения и несочувствия новому учению появились при выражении, которое он употреблял в нескольких случаях: прощаются тебе грехи твои! Это те слова, с которыми Он обратился к женщине-грешнице и к расслабленному. В обоих случаях выражение это возбудило удивление и неодобрение. Но в доме Симона, где неприязненность была высказана не открыто и где не сделано никакого чуда, Иисус вследствие ропота собеседников, как бы делая уступку, прибавил: вера твоя спасла тебя; иди с миром [344] . Не так было при исцелении расслабленного. Тут поднялся открытый ропот между книжниками и фарисеями, и Иисус, не скрывая более истинного своего величия проявлением действия силы, творящей чудеса, доказал свое право прощать грехи [345] . Доказательство было неопровержимо, потому что утверждалось на господствующем веровании о соотношении, существующем до некоторой степени между болезнью и грехом, а притом и на общем правиле, поддерживающемся даже раввинами, что «больной не выздоровеет от болезни, пока не простятся грехи его» [346] . Следовательно, согласно их же понятий, Тот, Кто собственной властью мог исцелить болезнь, мог собственной властью и простить грехи, хотя правда и то, что они не могли понять ни исцеления, ни забвения грехов, вытекающих из такого необыкновенного источника, без жертвенных очищений, без священнического вмешательства. Но для их забитого обрядовыми правилами ума в этом происшествии неприятнее всего было то, что факт выздоровления совершился и его действительность могла подтвердиться сотнями живых очевидцев. Таким образом, почувствовавши, что почва на этом поле битвы слишком неустойчива, они прошли это обстоятельство молчанием. Старание с их стороны доказать, что в Его выражении было оскорбление имени Божьего, только бы выказало ярче, что Он действительно сотворил чудо.
2) Не торопились они произнести на Него и обвинение, сообщенное нам из уст самого Спасителя, что Он был человеком, который любит есть и пить вино [347] . Это обвинение было очевидным образом ложно и придумано ненавистью, старавшейся возбудить предубеждение к Тому, Кто, хотя не усвоил себе строгого аскетизма Иоаннова, однако же вел очень простую жизнь и в принятии приглашений на праздники, где Он постоянно имел новый случай учить и делать добро, поступал точно так же, как и самые строгие фарисеи. Клевета была опровергнута, когда Он доказал, что люди рода сего подобны своевольным и своенравным детям, с которыми невозможно сойтись, ибо обвиняют Иисуса в неумеренности, потому что Он не отказывался от невинных пиров, и обвиняют Иоанна в том, что им владел дьявол, хотя он проводил жизнь вполне пустынническую.
3) Они не торопились обвинять Иисуса и в несоблюдении постов. Чтобы принести эту жалобу, они прибегли к сильной помощи учеников Иоанновых. Но когда эти последние из слов своего пророка убедились, что притязания их пусты и неосновательны, фарисеи увидели, что было бы совершенно бесполезно основывать обвинение в несоблюдении такого дела, которое не только не признано обязательным в законе Моисеевом, но даже не получило одобрения от некоторых из их именитых и мудрых учителей, как например Симеона Справедливого. Нетребование Иисусом поста от своих учеников не могло конечно лишить Его народного сочувствия, не могло послужить обвинением перед синагогой и синедрионом.
4) Самою горькою и тяжкою для противоборствующей Иисусу партии обидой, которая возмущала ее до крайности, было избрание Матфея в апостолы и широчайшая терпимость, можно даже сказать предпочтение, оказываемое Им мытарям и грешникам. Между современными Ему иудеями установились строгие кастовые различия по религиозной жизни. В конце Мишны существует трактат, называемый Гораиоф, где священникам предоставляется преимущество перед служащими левитами, левитам — перед прочими законными израильтянами, законным израильтянам — перед незаконнорожденными (мамзер), незаконнорожденному израильтянину — перед рабами (небиним), рабу — перед чужеземцем (гер), а чужеземцу — перед вольноотпущенным. Но если мамзер, говорит Мишна, будет сын раввина, а первосвященник из ам-га-арецов, т. е. простых поселян, то такой мамзер имеет преимущество перед первосвященником. Гиллел говорил, «что человек незнатный не спасется от греха и никто из ам-га-арецов не может быть благочестивым; ам-га-арецом же почитался тот, кто не повторяет ежедневно утренней молитвы (кришма), или не носит тефиллина или цицмфа, или не прислуживает человеку ученому. Мелочность ученого еврея доходила до того, что он в своих соотечественниках, не знавших закона, видел людей, находящихся под проклятием. Каждый еврей, считая себя членом царственного поколения и избранного народа, глядел на язычника с величайшим презрением исключительности, установившейся тысячелетними обычаями, а еврей-пурист разве не многим чем отличал от язычников своих бедных, обиженных и забитых братьев. Взгляд этот так ими усвоился и обычай до того укоренился, что при объяснении того, как надо глядеть на человека, не слушающегося обличения церкви, применяясь к понятиям века и разумению апостолов, сам Спаситель употребил такое выражение: да будет он тебе как язычник и мытарь. Но вот является человек, Который вмешивается свободно и запросто, без всякого оттенка высокомерия и презрения, в оскорбительную среду мытарей и отъявленных грешников. Мало этого. Он дозволяет женщине, из которой изгнал семь бесов, сопровождать Его в путешествиях и блудницам омывать Его ноги слезами! Как Он не сходен с фарисеями, которые считают нечистым простое прикосновение к человеку нечистому по закону, — которые установили особое правило [348] , что никто не может принять гостем в своем доме того, в ком подозревает грешника, — которые запрещают умным детям сидеть за столом в обществе неученого.